Несколько тысяч студентов и лицеистов провели во вторник, 14 марта, у стен Сорбонны очередную демонстрацию протеста против нового трудового контракта для молодых специалистов, существенно ухудшающего положение выпускников вузов. Оттуда шествие двинулось по улице Сен-Жак, и в это время группа наиболее радикально настроенных манифестантов (возможно провокаторов) принялась валить металлические барьеры и забрасывать камнями полицейских. В ответ жандармы с готовностью применили слезоточивый газ.
Общая картина, по данным профсоюза студентов, почти такая же, как в 1968-м, когда бунтующие студенты заставили измениться практически все Европу. Во Франции бастуют 50 университетов из 84. На эту неделю намечены еще три крупные манифестации. Забастовками охвачены уже и лицеи: прошли столкновения в знаменитом College de France, неподалеку от Сорбонны. 17 университетов полностью блокированы бастующими студентами, а в 28 других вузах учебный процесс идет с перебоями. В числе вузов, полностью блокированных из-за забастовки, - университеты Париж-VII и Париж-Х, а также университеты Бордо, Гавра, Гренобля, Лилля, Монпелье, Тулузы и ряда других городов.
К этому надо добавить революционные настроения национальных меньшинств в пригородах Парижа и других городов, в течение всего января сжигавших машины и громивших полицейские участки. Среди уличных погромщиков из предместий было много учащейся молодежи из семей эмигрантов, так что связать молодежные зимние беспорядки в предместьях с весенним бунтом студенов несложно. Настроения молодежи во Франции, а если шире, то и в Западной Европе в целом, весьма и весьма серьезны.
И все же это совсем не Сорбонна образца 1968 года, и реакция правящего класса на эти выступления совсем иная.
Как и сорок лет назад, по Европе прокатилась волна протестов против несоответствия запросов большинства с тем, что буржуазная действительность готова была "отстегнуть" основным производящим группам населения в виде "социального пайка". В 1968 году закончилась эпоха становления современного буржуазного общества, закончился путь от "Новых времен" Чарли Чаплина до "Шербургских зонтиков".
Главным аргументом бунтущей Сорбонны было то, что общество и государство все равно нуждалось в тех молодых людях, которые пытались "потрясти основы". Общественное производство требовало участия очень большого количества высококвалифицированных специалистов, которых не так-то просто было заменить. И поэтому нужно было считаться их требованиями. Поэтому выводя жандармов на улицы Парижа, правительство понимало, что все равно требования придется удовлетворять, требования эти справедливы и, главное, экономически мотивированы.
Сегодня мы опять переживаем эпоху перемен. Суть их, в свете общей теории глобализации, состоит в сокращении доли реального сектора в валовом продукте развитых стран, в первую очередь США и Западной Европы. В немалой степени это касается и Восточной Европы, и России. Только в России процесс деиндустриализации носил взрывообразный характер и оставил за собой просто выжженное поле на месте бывшей советской промышленности - теперь это называется "энергетической империей".
В Западной Европе промышленное производство еще существует, конечно, но его доля тоже сильно сократилась, а соответственно с ней изменилась и структура самих трудовых ресурсов. Место высококвалифицированного инженера, конструктора, рабочего, сознающего свою ценность и незаменимость, имеющего высокую самооценку и способного сказать даже хозяину "а я считаю вот так", - так вот, это место занял наемный работник непроизводственной сферы. Условно, юноша-менеджер в торговом зале гипермаркета. К нему, конечно, есть некоторые профессиональные требования, но они существенно ниже. Если квалифицированный специалист уже после получения профессионального образования готовится на производстве лет 10-15, пока, допустим, он будет готов к участию в производственных процессах высокой сложности, то "менеджера из торгового зала" можно вполне прилично натаскать за месяц.
Система образования, что во Франции, что в СССР, что в Японии была приспособлена к массовому выпуску будущих квалифицированных специалистов на производстве. Эти специалисты требовались промышленному росту, промышленной экспансии. Советский Союз отнюдь не был "добренькой" системой. И если в этой системе молодому специалисту гарантировалось, что он в течение 3-х лет не может быть уволен, что бы он не натворил, более того, ему гарантировалось жилье в случае необходимости, "социалка" и прочие мелкие радости без вопросов - это значило, что система очень нуждалась в том, чтобы он остался на производстве, получил максимально возможную квалификацию и выпускал продукцию.
Сейчас количество специалистов, которые нужны сокращающемуся реальному сектору, в несколько раз ниже. Причем и в России, и в Европе. Просто в России еще ниже, чем в Европе, но это - пока, до тех пор, пока еще не пришло осознание того, что русскому специалисту можно меньше платить за ту же работу, и поэтому какое-то производство лучше размещать в Рязани, нежели в Оверни. Но это не очень существенно, поскольку реальный сектор мировой экономики уже "переехал" в Китай и страны Юго-Восточной Азии. А вот трудовые ресурсы за ним почему-то не переехали. И, в общем, ясно почему - там есть свои трудящиеся, свои университеты и колледжи.
В результате старейшая и, безусловно, лучшая в мире европейская система образования все больше сосредоточивается на выпуске профессиональных безработных, высококвалифицированных специалистов без определенной квалификации, высокообразованных людей без определенных занятий. И, естественно, им никто ничего не намерен гарантировать.
Руководитель Института проблем глобализации Михаил Делягин, например, считает, что современная система высшего образования выпускает "незавершенный продукт" образования, своего рода полуподготовленных специалистов. Диплом о высшем образовании представляет собой не конечный результат, не высшую ступень образованности, как это было в прежнее время, а лишь промежуточный итог, ступень, после которой нужно делать еще шаги. Но вот дальше, в связи с ограниченным запросом реального сектора, эта "лестница в небо" ощутимо сужается, а поскольку это "золотая лестница без перил", большая часть university degree оказывается предоставлена сама себе, ее профессиональная дальнейшая деятельность не находится в формате определенного процесса, ее никто и ничто не задает. Буквально - живи, как хочешь. Государство и общество стремятся снять с себя всякую ответственность за дальнейшую судьбу выпущенного ими специалиста, потому что им его, строго говоря, нечем занять.
А запросы образованного класса остаются прежними, унаследованными от периода интенсивного промышленного роста. Естественно, что это приводит к конфликту между производительными силами и государствами, которые не хотят вступать с ними ни в какие производственные отношения. Фактически мы имеем новых "лишних людей", только в эпоху онегиных и чайльд-гарольдов эти "лишние люди" были единичны, а в глобальную эпоху они представляют собой огромные группы населения. Причем как в 19-м, так и в 21-м веке именно с этими группами населения общество связывает надежды на свое будущее.
Поэтому можно уверенно говорить, что типология классового конфликта в новом, постиндустриальном обществе, моделируется сегодня на улицах Парижа, как это бывало и раньше - вспомним Великую французскую революцию, Парижскую коммуну и ту же Сорбонну 1968-го года. Рекомендуется внимательно приглядываться.
|
|
