Документальный фильм «Портрет» канадца Билли Минтца презентуется как триллер-расследование, разоблачение мистификации, но реализован как пафосная слезливая семейная мелодрама, постановочная от первого и до последнего кадра.
Основная сюжетная линия - судьба живописца Владимира Дворкина, бывшего главного художника Бронницкого ювелирного завода, которого на излёте советской власти посадили на 6 лет. Отсидев полный срок в колонии в Копейске, Дворкин эмигрировал с семьёй в Израиль, где прозябал и в итоге нанялся в творческое рабство к известному израильскому художнику, акционисту-перформансисту и анфан терриблю Озу Альмогу - Дворкин нарисовал для него несколько тысяч картин, которые Альмог успешно выдавал за свои и процветал. Бывают негры литературные, а бывают художественные.
Главный герой фильма - живущий в Торонто внук Дворкина Роман, одержимый восстановлением справедливости и возвращением покойному дедушке доброго имени. Когда Билли Минтц начинал снимать «Портрет», Роман был ещё тинейджером, и с годами навязчивая идея превращается в манию. Львиная доля экранного времени - терзания героя и его дискуссии с родственниками, воспринимающими идею найти и покарать самозванца куда с меньшим воодушевлением, чем Роман. О постановочности большинства эпизодов говорят не столько пафосно заламываемые руки героя и реки проливаемых им слёз, столько его диалоги с домочадцами - бывшие советские евреи, Дворкины дома общаются в основном по-русски, но режиссёр Минтц, снимающий для канадской аудитории, заставляет семейство разговаривать по-английски, что никак не добавляет зрительского доверия к происходящему на экране, - но ведь девиз кинофестиваля «ДОКер» - «Кино важнее документа», как мы помним.
Фильм «Портрет» снят методом параллельного монтажа: при всём уважении к реабилитируемому на наших глазах художнику Дворкину и его семье, гораздо больше интересен его злой гений - Оз Альмог, воплощение всех земных пороков. Он омерзителен, отталкивающ и одновременно обладает магическим отрицательным обаянием, которым упивается, эпатируя зрителя («Я как проститутка, - сколько заплатят, столько и нарисую»). Он годами сколачивал себе имя, используя «бригадный подряд» в живописи и обрекая тем самым десятки художников-«изготовителей» на неизвестность. Главная выставка, принесшая ему славу - это выставка из 1500 портретов знаменитых евреев, написанных Дворкиным, под названием «Как, и он тоже….??», но из контекста фильма становится ясным, что единственное, чем Альмог занимался сам, без посторонней помощи - выставки человеческих останков для сексуальных извращенцев-аутоэротистов. Последней каплей, побудившей Романа искать с ним срочной встречи, стало его объявление о намерении устроить «аутодафе» из портретов евреев, написанных Дворкиным, и взимать плату со зрителей - «Хочу каждый день сжигать по еврею! Сжечь Боба Дилана за 50 баксов - ничего так костёрчик! Многие готовы много заплатить, чтобы увидеть, как горит еврей». Допустить этого нельзя, и съёмочная группа активизирует поиск художника.
История бы смотрелась чистым фикшном, если бы не придающие ей документальной достоверности интервью с современными израильскими и европейскими деятелями искусства (если покойный бедолага и лузер Дворкин в мире неизвестен, то Альмог - культовый персонаж: в фильме о нём говорят Джордж Хабер из Еврейского музея Вены, директор Берлинского еврейского исторического музея Хетти Берг, сам Шимон Перес выступает на открытии его выставки). Эти документальные вставки монтируются вперемешку с хоум-видео семьи Дворкин, и фантастическая история обретает реальные очертания.
Возмущённые цинизмом паразита и мистификатора, авторы фильма сами прибегают к мистификации и обману - чтобы выстроить драматургию судьбоносной встречи Романа с Альмогом, они вводят последнего в заблуждение, обещая ему снять фильм о его творчестве. Заподозрив неладное, Альмог несколько раз переспрашивает съёмочную группу: «А это только обо мне фильм? Мне больше никто не нужен». Раскусив их замысел, угрожает: «Хотите свернуть мне шею? Пеняйте на себя».
По законам жанра, сцена долгожданной встречи Романа с проклятием собственной семьи должна была бы стать эффектным финалом фильма, но не тут-то было - нас заставляют чуть ли не пол-хронометража сопереживать терзаниям героя, чья амплитуда колебаний раскачивается от «он мой враг на всю жизнь» до «мы с ним поговорили откровенно, и он теперь как член моей семьи». На эти страсти накладываются пандемийные переживания - герой застревает в Европе и не может вернуться в Канаду, где «сам Джастин Трюдо ушёл на самоизоляцию».
Помимо жанровой размытости, стёртой грани между документальным и игровым кино и довольно таки безвкусных слезодавильных интонаций, основная претензия к режиссёру - этическая. Допустимо ли ради эффектных кадров не ставить героя в известность, о чём и ради чего снимается фильм, и какая роль тебе в нём уготована, идти на прямой обман? Как ответил нам сам режиссёр Билли Минтц, «у меня было своё представление о русских мелодрамах, и я решился на эксперименты внутри документального жанра».
Так за что же всё-таки посадили-то?
Нам же показалось, что доверия к режиссёру, скрывающему свои истинные намерения, в таком случае может быть не больше, чем к дочери художника Владимира Дворкина Асе Дворкин, заявившей, что её отца посадили «за еврейское происхождение», тогда как суд его обвинил в «мошенничестве в крупном размере в составе организованной группы».
|
|
