Человек как мера всех вещей

Сразу скажу   -   в этом году итоговый выбор фестивального жюри не разочаровал и не вызвал возражений практически ни в одной номинации. Лично для меня это беспрецедентный и весьма неожиданный результат, а выбирать в этом году явно было из чего - конкурсная программа вышла очень сильной, хоть и сокращенной по причине финансовых трудностей до 12 кинолент. Рабочая кухня жюри остается для нас за кадром, но могу предположить, что фильм болгарского режиссера Ивайло Христова «Лузеры», отхвативший в итоге статуэтку Георгия, выдержал непростую конкуренцию с обаятельно-камерной кинолентой датчанки Фредерикке Аспёкк «Росита», подкупившей и судей, и зрителей теплом, тонким лиризмом и гуманистической позицией. Автор «Роситы» в итоге получила приз за лучшую режиссуру - это второй её полнометражный фильм.

Вообще конкурсная программа ММКФ-37 оказалась полна «фильмов-сюрпризов» - фильмов, абсолютно не совпадающих с нашими ожиданиями. «Росита» Аспёкк - яркий пример подобного фильма-сюрприза: зритель по самую макушку насмотрен кинолентами о провале мультикультурной политики в Европе, и заранее настроен на обличительно-публицистический лад. Раз в аннотации написано, что фильм о том, как женщины из развивающихся стран приживаются в Европе, значит, либо трагедия о несчастной, вынужденной продавать себя на поругание богатому европейскому извращенцу, либо, наоборот, криминальная драма о гибели неповоротливой старушки Европы под натиском голодного пассионарного тропического варвара. С первых кадров «Росита» опрокидывает все ожидания - перед нами тонкий, глубоко психологичный, выстроенный на нюансах и полутонах рассказ о весьма распространенном, как выясняется, в Скандинавии явлении - одинокие потомки викингов выписывают себе женщин из тёплых стран. Согласитесь, очень трудно удержать баланс, не впадая ни в криминально-чернушный жанр, ни в социально-лозунговую агитку, ни в сказочно-карамельную фэнтези о том, как «все вокруг перемешались и стали приятно-смуглявенькие». Аспёкк с социологическим любопытством исследует новое явление, - в сурово-сером датском рыбацком поселке у моря со свинцовым низким небом, лишенном красок и привычных пропагандистских атрибутов «европейской красивой жизни», где нет богатства, а есть лишь тяжкий, монотонный, передающийся от отца к сыну труд, уже целая колония новых экзотических обитательниц - таек, вьетнамок, филиппинок, едущих, за тридевять земель, подальше от нищеты и неустроенности, на встречу с неизвестностью. Можно догадаться, что судьба их складывается по-разному, но это остается за кадром, а в кадре - отдельно взятый пример филиппинки Роситы, выписанной по интернету к застенчивому рыбаку Ульрику (блестящая роль Йенса Альбинуса, любимого актера фон Триера). Тема социальной адаптации инородных элементов в европейском обществе здесь скорее вторична и подается едва уловимыми мазками - грубовато-скабрезные шутки местных мужиков, шумно-крикливое коммьюнити понаехавших из экзотических стран тёток (единственная среда, в которой молчаливая и интровертная главная героиня чувствует себя комфортно). Зато личностная адаптация - вхождение в чужую семью, взаимное притирание, «стерпливание – слюбливание», обуздание запретного чувства, подчинение эмоций чувству долга и рационалистическим соображениям - всё это показано с филигранной деталировкой, скупыми средствами актерской выразительности.

«Росита» замечательна прежде всего тем, что она сделана на стыке жанров - здесь всего понемножку, в пропорцию и в меру: и не социальная драма, хотя поводов для политических обобщений тут более, чем достаточно, и не личная драма, хотя отношения внутри ММЖ-трио «отец – сын – женщина отца» искрят и едва не перерастают в трагедию, и не фильм для семейного просмотра - идиллическому восприятию экранного действия мешает не всегда комфортный для воскресного отдыха горьковатый реализм, и не комедия, хотя светлого добродушного юмора предостаточно. Довольно стандартный зачин - женщина становится объектом интереса и поводом для мужского соперничества отца и сына, исполненное внутреннего драматизма неторопливо-постепенное развитие сюжета, подспудное ожидание трагической развязки и неожиданно благостный финал - сын отказывается от соперничества и уступает отцу, справляется веселая свадьба, а восьмилетний сын героини, из-за которого, собственно, она приносит себя в жертву обстоятельствам, вызывается с филиппинских островов в новую семью - всё это вызывает объяснимый скепсис у значительной части аудитории, привыкшей к тому, что «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись», и считающей любой кинематографический хэппи-энд оторванной от реальности безвкусицей. Не случайно на пресс-конференции критики донимали Аспёкк - неужели «филиппинка по почте» может вписаться в европейское общество и найти свое женское счастье? Неужели для подобных росит возможна какая-либо иная судьба, кроме посудомойки или сексуальной рабыни?

- Поменьше смотрите телевизор и не читайте газет, - ответила режиссер. - У нас в Дании подобные свадьбы и счастливые смешанные семьи - вариант очень распространенный. Да и вообще жизнь сложнее любых схем и теорий.

Получивший гран-при фестиваля фильм Ивайло Христова «Лузеры», собственно, тоже о том, что реальность гораздо богаче наших представлений о ней. Снятая на черно-белую пленку история о подростках в разрушенной, деградировавшей стране («Лузер – человек, родившийся в Болгарии», - заявляет главный герой, тинейджер Коко, сыгранный Ованесом Торосяном)   -   тоже своеобразный фильм-обманка: ожидаешь увидеть либо какую-нибудь очередную чернуху а-ля «Дзифт» Явора Гырдева, либо что-то вроде болгарской Гай-Германики, и, казалось бы, всё этому способствует: место действия - пустыри и промзоны, герои - уличная гопота и оторвы из неблагополучных семей, впереди - серая бессмысленная жизнь-существование без просвета и светлого пятна, единственная отрада - секс-драгз-рок-н-ролл, а в итоге перед тобой лиричное, трогательное, доброе кино о взрослении, первом чувстве, подростковой дружбе, о невостребованности и одиночестве - именно это подростки-старшеклассники и именуют лузерством.

Лузер - ключевое понятие в самоидентификации персонажей фильма. Родители главного героя уехали на заработки в Грецию   -   не это ли, на фоне сегодняшних событий, квинтэссенция лузерства? Компания тинейджеров живет в пыльном городе, для которого главное событие - долгожданный приезд рок-группы «Кислород». Музыкальный бэнд лабухов с говорящим названием (именно кислорода и не хватает затхлому городишке с удушливой атмосферой разрушения и душным разлагающимся обществом) становится той самой струей свежего воздуха для героев фильма - молодых, у которых всё в этой жизни в первый раз, но которые уже ходят по краю, балансируя между подростково-девиантным поведением и откровенным криминалом. Рокеры из «Кислорода» косят под героев кубриковского «Заводного апельсина», главная героиня, старшеклассница Елена, поджигает спящего хахаля матери, уличные хулиганы бьют девушек в подворотнях, казалось бы - что может быть темней и беспросветней, жанр продиктован сюжетом, ждешь брутальных сцен и грязного панка, а видишь снятую с обаятельным юмором «Педагогическую поэму», выдержанную в лучших советских кинотрадициях балладу о первой любви, приправленную типично восточноевропейскими гэгами, навроде отсылающих напрямую к заполошному Кустурице больной альцгеймером бабки на дрезине, деревянного сортира, разваливающегося от тычка, и главного героя, безуспешно пытающегося свести счеты с лузерской жизнью на рельсах, по которым, разумеется, никогда не пойдет поезд…

Если обладатель «Золотого Георгия» Ивайло Христов выбирает черно-белую пленку специально для создания контраста между беспросветной, безысходной окружающей средой и попытками симпатичных героев из неё выбраться и найти себя, то получившая специальный приз жюри «Серебряный Георгий» Ирина Евтеева в фантазийном кинополотне «Арвентур» прибегает к уже опробованной ей ранее технике анимированной живописи, оживших картин, фильма на стыке анимации и художественного кино. Популярная техника в позднесоветские 80-е (вспомним курёхинские визуальные эксперименты) была воскрешена Евтеевой в её «Маленьких трагедиях» пятилетней давности - ожившие картины делаются категорически без использования компьютера, при помощи докомпьютерных анимационных технологий.

Арвентур   -   страна, выдуманная Александром Грином, плод мечты, фантазий, мистических сновидений. Композиционно фильм распадается на две части - первая картина, благодаря закадровому тексту ставшая дословной экранизацией гриновского «Фанданго», сталкивает реальный мир - холодный и голодный послереволюционный Петербург - с миром ирреальным, рисованным, карнавальным, фантастическим. Вторая картина   -   живописно-кинематографическое переложение даосистской притчи о художнике и императоре, иносказательная зарисовка о природе власти и природе творчества. Закадровая поэзия Ван Вэя и иносказательное кружево древних трактатов служат смысловым фоном для настоящего визуального пиршества - буйство красок, рисовальных стилей и приемов отсылает нас к традиции русской живописи конца 19 - начала 20 столетия, обильно и благодарно обращавшейся к ориентальной экзотике. Титры «Арвентура» обещают нам Сергея Дрейдена и Леонида Мозгового, но, хотите верьте, хотите нет, приклеившись к экрану и буквально врастая в живую картинку, не распознала ни того, ни другого. В то же время, нельзя не согласиться с теми, кто считает полноформатное рисованно-игровое кино утомительным для глаз - яркий калейдоскоп притупляет внимание, создает эффект мельтешения. Просмотреть полностью полуторачасовой фильм, снятый в подобной технике - всё равно что съесть в одиночку огромный торт целиком: и вкусно, и оригинально, но ощущение пресыщения и излишества мешает восприятию.

И «Росита» Аспёкк, и «Арвентур» Евтеевой - гуманистическое кино, снятое женщиной-режиссером, и в эту линейку идеально вписывается неторопливая, снятая как будто замедленной камерой восточная притча «Ан» молодой, но уже маститой кинематографистки Наоми Кавасэ, специализирующейся на классической японской натуре и фирменном японском минимализме. Странноватого вида блаженная бабушка настойчиво пытается наняться в уличную кондитерскую, где выпекают оладушки дораяки с начинкой ан из красной бобовой пасты. Убедившись в том, что бабкин ан несравним ни с каким другим, а зарплата старушку интересует в самую последнюю очередь, сумрачно-молчаливый хозяин забегаловки берет бабушку на работу. Два часа этот странный тандем выпекает булочки (весь производственный процесс наблюдаем во всех деталях, и подробнейшая рецептура нам теперь доступна), неспешно разговаривает ни о чем и угощает периодически заглядывающую в кондитерскую старшеклассницу с косичками, всё это на фоне цветущей, увядающей, опадающей и вновь расцветающей сакуры. Это - классический японский фильм.

Но фильм бы не был японской классикой, если бы за внешне медлительным, лишенным какого-либо действия, элегическим видеорядом не прятались двойные, тройные, многослойные смыслы и намеки. Мрачный хозяин лавки не просто так подавленно молчит, а вспоминает годы, проведенные в долговой тюрьме. Бабушка Токуэ (популярная японская комедийная актриса Кирин Куку, брошенная режиссером Кавасэ на совершенно непривычное амплуа и блестяще справившаяся с задачей) не просто так смущенно прячет от посетителей изуродованные, искореженные проказой руки - к концу фильма она, конечно, расскажет о лучших годах своей жизни, проведенных в лепрозории, покинуть который ей было разрешено только недавно, после принятия в Японии новых законов о прокаженных. Двухчасовое созерцание оладушек с начинкой для зрителя выливается в размышления о суровых японских социальных реалиях, в которых еще недавно живущие в лепрозории были поражены в правах и приравнивались к обитателям зверинцев - главной героине было отказано в праве на материнство и сделан принудительный аборт, самовольное оставление лепрозория приравнивалось к преступлению. Только недавно дискриминационные законы были отменены, но по факту общественная сегрегация для перенесших заболевание проказой сохраняется. Специфика картины в том, что страшная правда описана буквально одной фразой, мельком, мимоходом, автор не пытается отвлечь зрителя от созерцания белоснежных веток сакуры и монотонно-однообразного переворачивания оладушков на сковородке.

«Ан» Кавасэ в этом году определили в свежепридуманную номинацию «Женский взрыв», выделение которой, с моей точки зрения, слабо оправдано - ни один из перечисленных фильмов не укладывается в тесные рамки гендерного кино, а вот отметить гуманистический характер кинотворчества, антропоцентрический метод, когда человек выступает мерой всех вещей и центром мироздания, вполне возможно и необходимо.