Лаврентий Палыч Берия не оправдал доверия

После «лобстерного саммита» Владимира Путина и Джорджа  Буша в штате Мэн 1-2 июля и последовавшего решения МОК отдать Сочи проведение зимней Олимпиады 2014 года, стало окончательно ясно, что третьего срока Путина не будет и через 10 месяцев он действительно передаст власть преемнику, видимо, Сергею Иванову.

Эта передача власти будет первой в России в 21-м веке. До этого, в 20-м веке все без исключения подобные события носили крайне болезненный для общества характер. Чего стоит, например, транзит власти от И.В.Сталина к Н.С.Хрущеву.

В ноябре 2006 года на данную тему в издательстве «Вагриус» вышла крайне поучительная книга «Красный закат». Ее автор - Валерий Иванович Болдин, бывший помощник Генерального секретаря ЦК КПСС, руководитель Аппарата Президента СССР, подвергавшийся преследованиям после провала так называемого путча в августе 1991 года. На основе имевшихся в его распоряжении архивных документов Болдин предлагает свою версию важнейших событий 1953 года.

Ниже мы предлагаем вниманию читателей ряд фрагментов из книги «Красный закат», описывающих один из наиболее драматических эпизодов - арест тогдашнего первого заместителя председателя правительства СССР, министра объединенного суперминистерства внутренних дел и государственной безопасности Лаврентия Павловича Берии.

Помимо него в книге фигурируют такие видные участники тех событий, как секретарь ЦК КПСС Никита Сергеевич Хрущев, тогдашний глава Коммунистической партии и советского правительства Георгий Максимильянович Маленков, министр обороны Советского Союза Николай Александрович Булганин, маршал Георгий Константинович Жуков и другие руководители СССР того времени.

Антон Суриков, политолог

Инициатива в руках Хрущева

... Хрущев и Булганин в одной машине поехали на дачи и, свернув с Рублево-Успенского шоссе, долго прогуливались по весеннему лесу. Булга­нин слушал доводы Хрущева об освобождении Берии от власти.

- Но надо быть готовыми и к силовому варианту, - сказал Хрущев. - Рассчитывать на людей из МВД не приходится. Мы не знаем их позиции. Очевидно только, что Берия создал им льготные условия, и они стоят за него горой. Думаю, опираться следует только на армию.

- В армии всегда с неприязнью относились к служ­бам МГБ и к Берии в частности, - высказал свое мнение Булганин. - Мысль правильная, но как найти людей, которые согласятся, а главное, чтобы планы не стали достоянием Берии.  Надо думать.  Поспешность опасна   Мы и сейчас загулялись, - продолжил Николай Александрович. - Давай поближе к машинам пойдем. Скажу тебе только одно - люди, в конце концов, найдутся. Но о на­шем намерении они должны узнать в последнюю минуту.

- Согласен. Обменяемся мнениями по кандидату­рам. Нужны преданные, известные лично нам офицеры. И последнее. Я продолжу разговор с Маленковым и ска­жу, что мы с тобой имеем единую точку зрения, а вопро­сы изоляции Берии ты берешь целиком на себя.

Ну, это еще надо обсудить, - засомневался Булганин.

- Считай, что мы все обсудили.

Они простились. Хрущев еще несколько минут стоял на краю леса, размышляя о состоявшемся разговоре, и ра­достно чувствовал, что начало положено. Начало хоро­шее. Теперь только не допустить утечки информации, ибо сама нынешняя беседа является поводом к действию со стороны Берии. ...

Хрущев, подготовившийся к ответственному разго­вору с Маленковым, не спешил, снова присматривался к нему, проверял искренность, убеждения, но так и не при­шел к однозначному мнению. И все же однажды после со­стоявшегося обсуждения, безапелляционного выступле­ния Берии на Президиуме ЦК по вопросам отношений СССР со странами народной демократии и опрометчи­вого, на его взгляд, решения о судьбе их развития, Хру­щев, оставшийся наедине с Маленковым, напористо и энергично начал убеждать его:

Если мы не остановим Берию, то он будет осуще­ствлять политику СССР, а нас всех разгонит. Это в лучшем случае. Скорее перестреляет или устроит автокатастрофы. Или отравит, свалив все на врачей-убийц. ...

Подожди, подожди, ты что предлагаешь?

Повторяю: я предлагаю освободить его от всех возложенных на него обязанностей.

А его службы и преданные ему люди? - широко раскрыв удивленные глаза, спрашивал Маленков.

Тут ясно: кто первый начнет, тот и на коне. Надо быть готовым к его изоляции. ...

Через полчаса Хрущев был в кабинете Булганина.

Начну без вступления: договорился с Маленковым о детальной разработке операции и ознакомлении его с планом действий. Кое-что я обдумал и предлагаю следующее: надо сформировать группу верных партии, ее руководству офицеров и генералов. Снять бериевскую охрану Кремля и здания Совмина. Считаю нужным, чтобы все во­просы смены караула и изоляция «нашего друга» возглав­ляли Жуков и начальник Московского округа ПВО Моска­ленко.  ...

Через двадцать минут Жуков и Москаленко были в кабинете Булганина. Поздоровавшись, Хрущев без всяких предисловий начал излагать план действий.

Вы, конечно, можете только догадываться, но об­становка в Президиуме ЦК накалилась. Мне поручено до­вести это до вашего сведения и поставить перед вами от­ветственную   задачу.   Скажу   прямо:   один   из   членов Президиума ЦК и Совмина, а именно Берия, ведет дело к расколу Президиума ЦК и к захвату власти, - эмоционально говорил Хрущев, жестикулируя и все чаще сжимая кулаки. - ЦК считает, что допустить это невозможно. На­до помешать Берии, если понадобится, всеми возможны­ми средствами вплоть до изоляции ренегата. Он собрал вокруг себя всех верных ему людей, причем не только в Центральном аппарате МВД, но и на периферии, ни с кем не советуясь. Игнорирует даже мнение ЦК. Дело дошло до того, что начал оказывать давление на местные пар­тийные органы. Подсовывает своих людей или устраняет ему неугодных в обкомах, крайкомах, республиках. Есть все основания полагать, что, как только Берия сформиру­ет свой аппарат, он совершит переворот.

Я свидетель многих его авантюристических реше­ний, - добавил Булганин. - Он уже все активнее вмеши­вается в деятельность коллегиального органа Президиума ЦК, генштаба, в работу руководства и кадровую политику военных округов.

- Мы посоветовались пока только с некоторыми членами Президиума ЦК, и, прежде всего, с Маленковым, и пришли к выводу, что необходимо пресечь деятель­ность Берии, отстранить от должности и изолировать вместе с его клевретами, - говорил Хрущев. - И сделать это важно максимально быстро. 26 июня состоится засе­дание руководства Совмина, на котором будут присутст­вовать практически все члены Президиума ЦК. На этом заседании мы выскажем все, что думаем о деятельности Берии, а затем примем меры для его изоляции. Это важ­но, чтобы он не мобилизовал своих сторонников. Вот по­чему мы сейчас собрались здесь, и я сказал вам об истин­ном положении дел в руководстве    партии    и правительства, о необходимости провести акцию задер­жания Берии. Говорю все это строго в доверительном порядке и прошу помнить - утечка информации будет сто­ить нам всем жизни.

А теперь я хочу спросить вас, Георгий Константино­вич, и вас, Кирилл Семенович, готовы ли вы выполнить поручение ЦК и правительства и какие у вас есть вопро­сы, сомнения или возражения?

- В армии чувствуют ненормальное положение в руководстве,   офицерский   корпус  испытывает  при­стальное внимание служб безопасности, попытки вме­шиваться в дела округов, кадровый состав воинских ча­стей. У меня нет сомнения в правильности решения ЦК. Я считаю, что 26 июня мы будем готовы предпринять необходимую акцию, - довольно решительно ответил Жуков.

Полагаю, что нам следует разработать детальный план реализации решения Президиума ЦК и Совмина, - глядя на Жукова, предложил Николай Александрович.

- Я согласен со всем сказанным. Могу только доба­вить, что под моим началом есть преданные партии гене­ралы и офицеры. Они хорошо показали себя на фронте и выполнят, без сомнения, наш приказ, - добавил Моска­ленко.

- Я попрошу вас, Георгий Константинович, и вас, Кирилл   Семенович, незамедлительно разработать предложения и внести для обсуждения обстоятельный план действий, - сказал Булганин. - Времени у нас не­много. И еще раз подтверждаю просьбу Никиты Сергеевича - информация не должна просочиться. Теперь я хочу знать, кто из офицеров будет участвовать в изоля­ции Берии. Насколько я знаю, части московского гар­низона за городом на летних учениях, - продолжил Булганин.

- Да, Николай Александрович, они все за городом, и отзывать кого-то в Москву незаметно для служб МВД не получится, - продолжил мысль Жуков. - У нас есть глав­ным образом только одно - части Московского округа ПВО, и, я думаю, основные действия будут предприняты офицерами и генералами штаба Москаленко.

- Как вы относитесь к этим предложениям? - спро­сил Булганин Москаленко.

- Я уже говорил, что решительные люди у нас есть. Список их представлю. ...

Оставшись вдвоем, Хрущев и Булганин обменялись мнениями о состоявшемся разговоре и остались довольны принятым решением. ...          

Какими бы цветастыми ни были политические обви­нения Берии, Булганин и Хрущев хорошо понимали, что единственный путь - его изоляция, независимо от итогов обсуждения на Президиуме ЦК. Время дипломатических маневров миновало, отступать было некуда. Ни Хрущев, ни Булганин даже мысленно не называли предполагавшу­юся акцию арестом. Изоляция. Так вроде непонятнее, да и гуманнее. ...

Через день Булганин позвонил Хрущеву.

План готов, Никита Сергеевич. Может быть, че­рез час ты подъедешь ко мне, чтобы послушать доклад авторов и обсудить предложения?

Готов. Буду у тебя через час.

Когда Хрущев вошел в кабинет Булганина, там нахо­дились Жуков и Москаленко.

- Интересно, что вы предлагаете? - пожимая ру­ки присутствующих, спросил Хрущев, который, ожидая предложений от военных, сам тоже продумывал все детали.

Пусть Жуков и Москаленко, как авторы плана, до­ложат нам свои соображения, - предложил Булганин.

Видимо, не следует вдаваться в детали, а сосре­доточиться на главном, - начал Жуков. - Суть в следу­ющем: Николай Александрович и я перевозим в Кремль группу офицеров и генералов на своих машинах. Маши­ны не подлежат проверке, имеют затемненные стекла, что не позволяет видеть пассажиров.  Охране здания Совмина Кремля, если потребуется, объясним, что с на­ми офицеры, которые срочно вызваны на совещание. С аппаратом Маленкова это согласовано. Кирилл Семено­вич внес предложение по кандидатурам. Я согласен с его предложением. С нами в машинах поедут и будут участвовать в операции генерал Батицкий Павел Федо­рович, заместитель командующего округом ПВО, кото­рого я хорошо знаю; генерал Баксов Николай Иванович, начальник штаба округа; генерал Зуб Иван Григорьевич, начальник политуправления Московского округа ПВО; подполковник  Юферов,  адъютант  командующего.  Все они смелые, решительные офицеры. Ну и, наконец, Москаленко и я. Мы займем позиции у всех трех дверей вхо­да в зал заседаний.

Следующий и довольно ответственный этап - смена офицеров охраны МГБ. Офицеры Минобороны и Москов­ского округа ПВО, проверенные еще в боях, заменят ох­рану у Боровицких и Спасских ворот, а также тех, кто ох­раняет здание. Будут изолированы люди в кабинете Берии в Кремле. По сигналу в зал из комнаты отдыха войдем мы с Москаленко. В другие двери войдут остальные офице­ры. Мы арестуем Берию и изолируем в соседней комнате.

Лучше отвести в комнату отдыха. Тогда не придет­ся тащить его по коридору, - предложил Хрущев.

Так, пожалуй, лучше, - сказал Москаленко.

Вечером, когда стемнеет, перевезем его на гаупт­вахту под усиленной охраной, - продолжил Жуков. - Москаленко   и   я   осмотрели   помещение   гауптвахты   и считаем, что на какое-то время оно годится, а затем надо искать более надежное убежище. В основном у меня все. Может быть, Кирилл Семенович что-то добавит.

- Могу только сказать, что на заключительном эта­пе в Кремль войдут машины с командой во главе с майо­ром Хижняком. С ним будет 50 вооруженных бойцов. Они обеспечат свободное движение машины с узником. ...

Накануне

... Последние дни были тревожны. Не только внутрен­няя, но и внешняя обстановка резко обострилась. И, по­жалуй, первым серьезным испытанием стали для нового руководства события в Восточном Берлине 17 июня 1953 года, когда в республике вспыхнула всеобщая заба­стовка, перешедшая в мятеж. Тогда в советском секторе остановились заводы и фабрики, транспорт, начались массовые шествия, митинги населения. И что было особенно больно и непонятно Хрущеву, так это то, что на конфронтацию с правительством пошли рабочие. «Как они могли это сделать против свой власти?» - не уставал возмущаться Хрущев.

И если в Берлине шли митинги и забастовки, то в Дрездене, Герлице, Магдебурге развернулись вооружен­ные стычки с полицией и советскими войсками. В Дрезде­не распахнулись двери тюрем, и криминальные элементы хлынули на улицы, составив наиболее агрессивную и во­инствующую часть взбунтовавшегося населения. 18 июня решением правительства наши войска были введены в Берлин и заняли стратегические пункты города.

В Карлсхорсте в штабе Группировки маршалы В.И. Чуйков и В.Д. Соколовский руководили всей операцией по подав­лению мятежа. Там же были Вальтер Ульбрихт, Отто Гро­теволь, другие руководители государства и партии ГДР. И хотя порядок восстанавливался, это не значило, что все успокоилось и завтра не произойдет обострения или столкновения с союзниками.

Все это буквально свалилось на голову еще недостаточно опытных в этих делах Хруще­ва и Маленкова. Военные, правительственные службы проспали нарастание кризиса, хотя начало его подготовки советскими спецслужбами было определено, и это не яв­лялось особым секретом. Неожиданными были его мас­штабы.

Хрущев с ненавистью вспоминал предсказания Бе­рии о ненужности и невозможности строительства социализма в Германии, создания там коллективных хо­зяйств и все больше склонялся к тому, что в этой прово­кации был замешан Берия и его агентура, которая прогля­дела, а может быть, и попустительствовала началу взрыва. ...

Арест Берии

... Маленков закивал головой и засуетился.

Давайте начинать, товарищи, - сказал он осип­шим голосом. - На нашем заседании присутствуют все члены Президиумов ЦК и Совмина СССР. Это дает нам право рассмотреть широкий круг проблем и назревшие вопросы положения в партии. Тем более серьезных про­блем, требующих немедленного решения, у нас немало. Согласны ли вы с таким предложением или имеются дру­гие суждения?

 Согласны, - послышались голоса двух-трех чле­нов Президиума ЦК.

- Прошу предоставить мне слово, - повернув голо­ву к Маленкову, сказал Хрущев и, увидев его молчаливый кивок, начал говорить каким-то тонким, срывающимся го­лосом.

- Предлагаю начать с главного вопроса - обсудить персональное дело товарища Берии ...

Берия вздрогнул, карандаш выпал из его руки, и он потянул Хрущева за рукав.

Какое персональное дело? Ты что, Никита, мелешь? Что позволяешь себе? - лицо Берии напряглось и побледнело.

Вот и послушай, послушай, - стараясь вырвать руку из крепких пальцев Берии, говорил Хрущев.

А ты что молчишь, Георгий? - было видно, как сильно косил глаз Берии.

Давайте спокойнее. Разберемся. Продолжай, то­варищ Хрущев.

И хотя Хрущев долго и старательно готовился к это­му своему выступлению на заседании, от итогов которого зависела не только судьба, но и сама жизнь и его, и тех, кто сидел рядом, он забыл слова, с которых хотел начать свое выступление.

Он произносил срывающимся на скрип голосом какие-то неубедительные фразы о непартийном поведении Берии, попытке узурпировать власть, встать над партией, об эпизоде с Гришей Каминским, заявившим еще в 1937 году на Пленуме ЦК о связи Берии с муссаватистской контрразведкой в Баку, а значит, с разведслуж­бами Англии, под контролем которых находилась тогда власть в Баку.

Я хочу спросить Берию, почему не дал он тогда от­вета, почему трагично кончил жизнь Каминский, почему погиб Лакоба? Но вопрос не только в этом. Берия пытал­ся столкнуть местные кадры в республиках с русскими, занимающими многие важные посты. Зачем это делалось, почему вы, Берия, играли на национальных чувствах, под­меняя партийные органы, занимались проверкой соотно­шения русских и нерусских на руководящих должностях?

Я хочу спросить, разве Президиума и Секретариата ЦК недостаточно, чтобы разобраться во всем? Почему нуж­ны еще органы ЧК? Вы что позволяете себе, хочу спро­сить?

Берия сидел, склонив голову, и карандаш в его руке выводил в блокноте, лежавшем перед ним, единственное слово - «тревога». Он понял, что и этот старый колун Во­рошилов, и бабник Булганин, и старая лиса Каганович, и истукан Молотов выглядели перед заседанием помятыми и испуганными, потому что сговорились.

И слово «заго­вор» крутилось в его голове. «Это же заговор. Они боятся меня и хотят разделаться. Сволочи. Не надо было мне медлить. Они должны были ходить по коридорам с зало­женными за спину руками. И этот благообразный евнух за председательским столом, поддакивавший каждому мое­му слову, теперь сидит и раздувает щеки. Что делать, что делать? - крутилось в голове Берии. - Нужно срочно дать знать людям. Где охрана? Как подать сигнал? Будет ли перерыв?»

Берия не мог ни сосредоточиться, ни принять реше­ние. Его словно парализовало это коварство бывших дру­зей-соратников.

На мгновение он вновь прислушался к скрипучему голосу Хрущева.

- И как логический вывод из всей предательской деятельности Берии стало предложение отказаться от строительства социализма в Германской Демократичес­кой Республике. Мы еще не знаем, почему после нашего отказа принять предложение Берии произошли эти серь­езные беспорядки в Берлине и других городах. Что дела­ли чекисты, куда смотрели? Такое организованное дейст­вие не могло пройти незамеченным, но нас не информировали, и кто-то умышленно водил за нос.

В этом Хрущев лукавил, сообщения о возможных беспорядках не были секретом для Президиума ЦК. Но они проходили незаметно, среди массы других сообще­ний о тайных операциях ЦРУ в разных странах социалис­тического лагеря, опасных действиях воюющих сторон в Корее, где продолжались сражения.

Хрущев несколько успокоился. Теперь он увереннее перечислял все грехи Берии, отлично понимая, что все, что делалось всесильным руководителем двух объеди­ненных служб - безопасности и милиции, направлено на одно - захват власти, устранение политических против­ников.

У меня сложилось впечатление, что Берия не ком­мунист, а карьерист и пролез в партию из карьеристских соображений,  -  подвел  итог Хрущев  и  почувствовал, сколь неубедительны его слова и сколь примитивно это определение, которое можно применить и к нему самому, и ко всем, сидящим за этим длинным столом. Чувствуя слабость доводов, уже совсем по-детски добавил извини­тельным тоном:

Невероятно, чтобы честный коммунист мог так ве­сти себя в партии. Это недопустимо. Нам надо проверить и то, как оказался Берия в услужении муссаватистской контрразведки.

Хрущев окинул взглядом сидящих членов Президиу­ма, хотел что-то добавить, но передумал и молча сел на свое место. Рядом тяжело дышал Берия, но Хрущев не смотрел в его сторону и вздрогнул, когда услышал тихий и злобный шепот:

- Ну и сволочь ты, Никита, старая гнида, двурушник ...

В этот момент Маленков, не уверенный в своих дей­ствиях и часто взглядывающий на присутствующих, слов­но ища подсказки, процедил:

- Пожалуйста, кто хотел бы высказаться по этому вопросу?

Тяжело поднялся Булганин. Он давно ненавидел и боялся Берию и никогда не был уверен, что однажды его не заберут в подвалы внутренней тюрьмы и не превратят в отбивную котлету. За свою жизнь ему не раз приходи­лось слышать рассказы военачальников, прошедших че­рез допросы и лагеря и случайно оставшихся живыми, прекрасно показавшими себя на войне и дослужившими­ся до маршальских звезд. И сегодня он, больной, с тяже­лым, неровно бившимся в груди сердцем, пришел потому, что устал бояться. Он хотел сказать все, что думал об этом страшном человеке. И говорил глухим голосом мед­ленно, казалось, с трудом подбирая слова, дополняя нели­цеприятную характеристику Берии, данную Хрущевым.

И емкие, взвешенные слова-формулы Молотова, и торопливая скороговорка Кагановича, и всхлипывающий голос Ворошилова, приводившего не столько аргументы, сколько оскорбительные эпитеты, и затертые, неубеди­тельные фразы Первухина, и повторение характеристики Сабуровым лишь добавляли штрихи к портрету человека, сидевшего среди них, которого все они просто боялись и ненавидели. И только Микоян озадачил и удивил всех со­бравшихся в этом зале, где еще витал дух вождя, праху которого они клялись продолжать дело Ленина-Сталина. ...

- Конечно, ошибки серьезные, - начал он. - Слушаю и удивляюсь - нехорошие поступки, Лаврентий. Недостойны руководителя такого масштаба. Мы долж­ны их осудить. И крепко покритиковать товарища Бе­рию. Но кто из нас не знает, сколько работает Лаврен­тий, сколько сделал и делает сегодня во благо государства, народа? Нельзя отбросить его дела. Не по партийному это. А ошибки - да у кого их нет? На той по­литической высоте, на которой мы находимся, каждый промах, как в микроскоп, виден, наносит стране огром­ный ущерб, и многих из нас можно распять. Конечно, та­кие ошибки незамеченными оставить нельзя. Правильно товарищи обратили внимание на них Лаврентия. Ему нужно сделать выводы из критики. Предлагаю указать товарищу Берии на ошибки, крепко подумать о сказан­ном нами и учесть замечания. И послушать, что он вынес из серьезной критики товарищей.

Эти слова Микояна повергли в смятение Маленкова. Он вдруг представил последствия такого поворота дела. Берия, хотя и раскритикованный, остается на своем посту, и тогда не далее как через несколько часов все они будут в Лефортовской или внутренней тюрьме на Лубянке. Ма­ленков растерялся. И вместо того чтобы подвести итоги обсуждения и сформулировать постановление, он молчал, беспомощно озираясь, видел недоуменные, испуганные лица Кагановича, Ворошилова, Первухина, багровое с фи­олетовым отливом лицо Булганина, разъяренное белое ли­цо Хрущева. Маленков никак не мог совладать с собой, и только одна мысль - «все кончено, все пропало» - крути­лась в его голове.

В этой затянувшейся тишине слово попросил Хру­щев. Он понимал, что если не сейчас, то возможности уб­рать Берию больше не будет никогда. И первая голова по­летит с его плеч.

Я предлагаю проект постановления по обсуждае­мому нами вопросу, - проскрипел он и зачитал: - «Рас­смотрев вопрос о недостойном поведении товарища Берии, считать целесообразным вывести его из состава Президиума ЦК и освободить от обязанностей заместите­ля Председателя Совмина СССР, министра внутренних дел и других государственных постов, которые он занима­ет, и внести вопрос на утверждение Пленума ЦК КПСС».

Маленков все еще находился в шоковом состоя­нии, судорожно перебирая какие-то бумаги перед со­бой. Только что он встретился взглядом с Берией, и ему казалось, что тот саркастически улыбается и качает го­ловой. Страх и растерянность снова овладели Маленко­вым, и он вместо того, чтобы поставить вопрос на голо­сование, судорожно стал искать руками под столешницей кнопку звонка. Пальцы его беспомощно шарили и никак не могли найти ее. Пот выступил на лбу. Маленков взглянул на Берию. Гневное лицо его отража­ло злобу и ненависть. Глаз косил, а тонкие губы криви­лись в какой-то страшной улыбке. «Господи, да он сов­сем косой», - подумал Маленков.

Он отчаянно уже двумя ладонями нажимал все, что оказалось под столешницей.

- Может быть, ты мне тоже дашь сказать, Георгий? - услышал он голос Берии.

Маленков отчаянно застучал ладонями под столом, пока рука его не коснулась кнопки, которая была совсем близко к краю столешницы, и, ощутив ее, он всей силой надавил пальцем на пуговицу звонка, пытаясь как можно быстрее избавиться от охватившей его паники.

- Наверное, надо поставить на голосование проект постановления, - вдруг дошли до него слова Хрущева. И он закивал головой, не в силах ответить.

Наконец прозвучал долгожданный звонок. Словно пружина подбросила офицеров, и они с оружием нагото­ве сразу вошли в зал заседаний. Из комнаты отдыха по­явились Жуков и Москаленко. Впереди шел Жуков, за ним, направляясь к Берии, шли Москаленко и другие офи­церы, имена которых Маленков не знал или не помнил.

Берия взглянул на входящих, но не понял причины их появления, хотя недоумение отразилось на его лице.

- Так ты дашь мне слово? - продолжал Берия. - Или... - Он хотел сказать «арестуешь» и осекся, вдруг поняв весь зловещий смысл появления военных. Он напряг­ся, готовый к рывку.

В этот момент до Берии дошли слова Маленкова:

- Товарищ Жуков, как глава правительства приказы­ваю вам арестовать Лаврентия Берию.

И тотчас Берия услышал голос Жукова:

Встать! Руки вверх, вы арестованы, Берия. ...

- Кругом, марш. Имейте в виду, Берия, любая по­пытка к неповиновению - и мы стреляем без предупреж­дения. - В руках военных были пистолеты. Берия увидел их темные стволы, направленные на него. - Идите, - почти шепотом сказал Жуков, и ствол пистолета уперся в спину Берии.

Его вывели через ту дверь, где была комната, уве­шанная картами и схемами. Берия знал, что за ней была комната отдыха Сталина.

Хрущев стоял. Он тяжело и часто дышал. Веко его нервно вздрагивало. Он вдруг поймал себя на мысли, что, как и он, почти все члены Президиума стояли за столом, остались сидеть только Молотов и Микоян. Ворошилов, не контролируя, более не сдерживая себя, внутренне весь дрожа, кричал какие-то непристойные, неслыханные ра­нее от него бранные слова.

«Эк его прорвало», - подумал Хрущев.

Успокойся, Клим, - крикнул он срывающимся го­лосом. Хотел добавить, что теперь можно быть смелым, но передумал и сел. ...